В сырую погоду
Со скользкого свода
Звезда соскользнула
В зеленую воду.
Монетой упала,
С судьбою не споря,
И там утонула.
Лишь горькое море
Волной облизнуло
Соленые скалы
И сладко зевнуло,
И замерло вскоре.
Как это случилось?
Возможно, однажды,
Звезда задремала
И, вспыхнув протяжно,
О том, что приснилось,
Иль так, потянуться,
В море упала,
Не в силах проснуться.
В море упала
И там под водою
Новой морскою
Стала звездою.
Возможно не так,
И дело не в этом.
Бог тоже чудак
И бросил монету,
Чтоб снова вернуться
К брошенным братьям,
Чтоб снова очнуться
Святым на распятье.
Последний пятак
Достав из кармана,
В азарте швырнул
На сукно океана.
Но выиграл не он
На зеленом сукне.
Крупье — Посейдон
Улыбнулся на дне.
А Бог тосковал
По тихим полянам,
А он так мечтал
Вернуться к землянам
В суперобложке
Суперзвездою
Карточный шулер
С седой бородою.
Хотел воскресенья,
Но нужно и Богу
Немножко везенья,
Удачи немного.
Когда на душе косовато
И в сердце плохая погода,
Когда тебе тридцать три года,
Когда тебе столько не надо;
Когда монотонная скука
Бездонными смотрит глазами
И вдруг, как бездомная сука,
Тебя осторожно облает;
Когда невозможна влюбленность,
Когда не хватает цинизма,
И даже волшебная призма
Не делит на цвет однотонность;
Когда на душе непорядок
И в сердце смятенье и ропот,
Как ржавая язва осадок,
Печать выкипающей злобы;
Когда дни недели до рвоты
Своей чередой надоели,
Я яростно двигаю мебель,
Я с риском меняю работу,
Чтоб сделать полшага за рамки,
И там, у заветного края
Пройти обязательно в дамки.
Все зря! В поддавки я играю!
Грустный мотив (а-ля Джо Десен)
О, Париж!
На мокрую свою ладонь
Снова ты соришь
Румяных листьев огонь.
Ты грустишь,
Печаль читая наизусть,
Вновь Париж
Читает “Здравствуй грусть”.
Ах, Париж...
Ты в осень опустил глаза.
Что же ты молчишь,
Как это желтая листва?
Ты молчишь,
Сплетают листья в кружева
Мне твои прощальные слова.
Нет, Париж...
Ее ты в осень не зови!
Ты нас извинишь,
Мы тоже листья твои.
Ты стоишь
В двух листьях от моей любви.
Листопад, Париж, останови!
Но, Париж...
Романтика твоя грустна.
Снова ты творишь
Свои печальные дела.
Ты молчишь,
И только листья шелестят...
Снял Париж свой свадебный наряд.
На Париж
Нескромный ветер бросил взгляд.
Ты теперь дрожишь,
Ты смелости своей не рад.
Мокрых крыш
Заплакано твое лицо.
Плачь, Париж,
Улыбкою Марсо.
За мою беду,
За отраву - зелье,
Что я пил в бреду,
За твои объятья
Мне гореть в аду,
Но мои проклятья
И тебя найдут.
На фоне зимнего окна,
Войдя в пейзаж в оконной раме,
Стоишь — задумчивость сама.
Но суетливыми руками
Ты в ненасытный шелк волос
Бросаешь машинально шпильки,
И рук изогнутый вопрос
Повторит прядка на затылке.
Уже потрескалось стекло
Ветвистым ледяным узором,
И цело лишь одно пятно,
Согретое туманным взором.
Все видит матовый зрачок
И все молчит, следит с укором
За тем, как снежный паучок
Сплетает буквы приговора.
Пока к стеклу прикован взгляд,
Зиме не одержать победы,
И не затянется петля,
Не зарастет тропинка к свету.
Проснется скоро рыжий Лель,
Умоет профиль конопатый,
Достанет с полки акварель
И подмигнет Зиме горбатой.
Мол, ты, старушка, не робей,
Я лишь тебя подмажу кистью.
В ответ чирикнет воробей,
И перышки свои почистит.
Но вот рассвет добавил медь.
Портрет в оконной раме ожил,
И волосы должны звенеть,
Но ты их больше не тревожишь.
Ты взгляд отводишь от пятна.
Я вижу, как дрожат ресницы.
И первый луч через слезу окна
Босой ногой ступил на половицы.
Он предрассветную сирень
Разбавил золотом с лимоном.
На трон вступает новый день
Пока в серебряной короне.
Не говори ненужных слов,
Замри, умри, не говори!
Ты сердце спрячь под семь замков,
Пусть там горит, горит внутри.
Сотри слова зубами в кровь.
Тверди мне “Нет”, не надо — “Да”.
Не говори мне про любовь,
Не говори, что навсегда.
Что ты не можешь без меня
Ни дня, ни капельки прожить,
И что не бросишь никогда,
И вечно будешь так любить.
Слова как меч, как ржавый гвоздь,
Как смертоносные лучи,
Меня пробьют, прожгут насквозь.
Как я просил тебя: “Молчи!”
Ведь я приду когда-нибудь,
Как твой позор, как мой укор,
Какой бы ни был трудный путь,
На наш последний разговор.
И я приду тебя спросить,
Пускай пройдет немало лет,
Как ты сумела разлюбить,
И ты сейчас готовь ответ.
Клянусь, тогда тебе за век
Не смыть за то своей вины,
Что превратила ты в калек
Слова, которым нет цены.
Я не судья и не палач,
Не будет ни добра, ни зла.
Не меч, а скальпель держит врач,
Когда идет лечить слова.
Оглавление
Нищий был и вдруг — полцарства!
Радость лезет через край.
Хочешь — век живи и здравствуй,
Хочешь — сразу помирай!
Если любишь, будет средство:
Чан с кипящим молоком.
И душа чиста, как в детстве,
Заструится родником.
Разолью ее на части
Мертвой и живой воды.
В сад распахнутого счастья
Выйду оживлять цветы.
Все сумею, все посмею,
Все построю, все создам.
Ничего не пожалею,
Кроме милой все отдам.
Расцвела сирень такая—
Раз вдохнул и не дыши!
И моя душа босая
На цветах росой лежит.
Было так...
Расставим точки
Над коварной буквой “И”.
Не написано ни строчки
В те пленительные дни.
А теперь, когда мне больно,
И в слезах сидит Пьеро,
Без чернил воды довольно,
Я хватаюсь за перо
И безжалостно кромсаю
В рифмы прошлую любовь.
А моя душа босая
Снова пятки режет в кровь.
Я знаю сам, что это глупо,
Себя пытаться обмануть.
Что надо крепче стиснуть зубы
И продолжать начатый путь.
Я знаю много мудрых истин.
Могу любому дать совет.
Но как роман Агаты Кристи
Запутан жизни моей след.
Чужая жизнь - и как все просто:
Не делай эдак - делай так.
А жизнь своя - петлей вопроса
Пугает нас любой пустяк.
И хочется остановиться,
Чтобы решить больной вопрос.
Но нет, летим по жизни птицей.
Барьерный бег, и спринт, и кросс.
Нет времени для передышки,
Стучит годами метроном;
И мы бежим за ним вприпрыжку,
Забыв о главном, о своем.
Пустое с делом в одну кучу
Свалили. Этим и горды.
И как Сизиф несем на кручу
Своей беспечности плоды.
А дотащив до верхней точки,
Мы удивляемся потом,
Как разлетелось на кусочки
Добытое с таким трудом.
Я знаю сам, и кто не знает,
Не будет в жизни перемен,
Когда одна нога хромает,
Не может измениться крен.
Но прячу голову под мышку,
Прикрывшись ложью, как плащом,
И вновь листаю жизни книжку,
Забыв о главном, о своем.
И лишь тогда поймешь промашку,
Когда помчатся годы вскачь,
И понесут твою упряжку
Ошибок, проб и неудач.
И лишь тогда, когда последних
Ты запряжешь своих коней,
И лишь тогда, когда наследник
Склонится к голове твоей.
И вот тогда ты вспомнишь много,
Но будет времени в обрез,
И будет широка дорога,
Да только кучер уже слез.
И опираясь на одышку,
Ты сразу вспомнишь о своем,
Но зря, уже закрыта книжка,
И поздно вспоминать о нем.
Не надо, милая, не надо...
Зачем тревожить мертвецов.
Кто я тебе, за боль награда,
Или один из подлецов?
Как дальше жить? Зачем?.. Не знаю.
Как жить, родная, научи.
Я по ромашке погадаю,
А ты звезду найди в ночи...
Мы все питаемся обманом
И в жизни сказками живем.
Привыкли гнаться за туманом,
В тумане этом и умрем.
Вчера сказала мне, что любишь,
И знаешь, лживей нету слов.
Сама потом себя осудишь,
Но я простить тебя готов.
Не можем в жизни мы без сказки:
Будь то младенец, иль отец -
Спи, мой родной, закрой-ка глазки.
Вот и начало и конец.
Люблю ли я тебя? Не знаю.
Но встретил точно на беду.
Дай по ромашке погадаю,
Ты загадаешь на звезду.
Нам хорошо, и слава богу!
Но грезится вдруг новый свет,
И снова ищем мы дорогу,
Которой, может быть, и нет.
Не надо, милая, не надо...
Зачем тревожить мертвецов?
Пока меня ты видеть рада,
Я здесь, как след твоих шагов,
Как звук, которого не слышишь,
Как персонаж забытых снов,
Как тень, которую не видишь.
Но не проси красивых слов.
Они тебе не много скажут.
Пойдут кругами по воде,
Потом из них веревку свяжут,
И, хоть мы братья во Христе,
Петля готова, шея - тоже
Осталось только затянуть...
Что для тебя сейчас дороже?
Какой ты выбираешь путь?
И нет ромашки под рукою,
И в небе ни одной звезды.
И только прошлое с тобою,
И те, кого забыла ты.
Не надо, милая, не надо...
Зачем тревожить мертвецов?
Пусть отдыхают за оградой
Среди ромашек и крестов.
Славными датами годы размечены.
Песни о юности сложены вечные.
Но не окончены наши сражения,
Будут победы и будут свершения.
Мы не устали, назло обывателю.
Тем, кто не с нами - дорога скатертью!
Сбросим оковы покоя, инерции.
Нет комсомола с холодным сердцем!
Нам 60 - а мы также молоды.
Бились с разрухой, тифом и голодом,
Бились с Деникиным, бились с фашистами,
Мертвых просили считать коммунистами.
Дали Магнитку и дали Тайшет-
Вписаны в повесть пламенных лет
Прежние стройки и новые сроки,
Новые рельсы прежней дороги.
Мы поднимаемся и без "подъемных".
Встретимся на нечерноземных.
Знакомые руки работают с нами
И в Оренбурге, Братске, на БАМе.
Эй, бригадир, на месте не стой-ка!
Есть впереди главная стройка!
Главная стройка двадцатого века-
Нового нужно создать человека.
Спящих разбудим сердец факелами.
Новые люди пойдут вслед за нами.
Строитель Магнитки, строитель Турксиба,
Даешь человека нового типа!
В прошлое канут смерти и войны,
Памяти павших будем достойны!
И красное знамя будет над нами
Пока мы достойны знамени сами!
Ночной концерт для сабли, трубы и барабана.
Ночь и музыка. Закрою
Книгу бережной рукой.
Не сердись Оле Лукое,
Будет сказочник другой.
Мне божественная Ника
Включит тусклую луну,
Дочитает эту книгу
Про гражданскую войну.
И реальность мир отбросит,
Вступит музыка в права:
То на лунный нотоносец
Ника вешает слова.
С неба музыкальным душем
Дирижирует луна.
И вольет в глаза и уши
Цветомузыку война.
С бледным ликом,
в черном фраке
Полнолунная фигура
На пюпитре,
как на плахе,
Разложила партитуру.
И настроившись на битву
Вскинул саблю дирижер,
И разрезал острой бритвой
Черный бархат метеор.
Миг. Растаял залп оваций,
Разорвавший тишину.
Мастерицей декораций
Тучи сделали луну.
В ритме облачных движений
Как на белом полотне
Шевелиться стали тени
На загадочной стене.
Не машина загудела,
Это сбор сыграл трубач...
И... пошел мороз по телу.
Кони-тени мчатся вскачь!
Застучали барабаны
Дробным цокотом копыт:
"Отомстим за наши раны,
Будет враг разбит, разбит..."
Мчится конница лавиной-
Саблезубый ураган.
И натянута равнина
Как огромный барабан.
И вбивая след подковы
В грудь упругую планеты
Кони в отблесках багровых
Застучали в кастаньеты.
Мчится конница лавиной,
Шашка падает с плеча,
Седоки согнули спины
До скрипичного ключа.
И вдруг сердце замирает
Когда крупно, как в кино,
В кадр из ножен вылетает
Ветром точенный клинок.
Словно срезал серп колосья,
И дорожат они в руке,
Так дрожит многоголосье
Звуков, сжатое в клинке.
И с размаху взяв октаву
Под победы камертон
Сабля, родина и слава
Зазвучали в унисон.
Мы в коней вонзаем шпоры,
Прав был старый Архимед,
Мы нашли точку опоры
В дни великие побед.
А сейчас опора - стремя.
И поймав луч солнца, сталь
Остановит вражье время,
Проведя диагональ!
Ну, мне пора!
До скорого, ребята.
Прощайте все.
Нам некого винить.
Прочь со двора!
Давно уехать надо.
Простите всё,
что можете простить.
За боль, за быль,
За все, чего не будет,
Забытые давно
И те, которых не забыть,
Вы, что меня забыли,
И та, что не забудет,
За все, что быть могло,
За все, чему не быть.
По жизни дальше
В мир печали
Судьба проложит
Рельсов нить...
Минутой раньше
Вы меня встречали,
Минутой позже
Вышли проводить.
Что позади?
Моя беспечность,
Любовь, утрата,
Детские стихи.
Что впереди?
Маячит вечность,
И ждет расплата
За мои грехи.
Уходят прочь
Глаза, улыбки.
Их время смажет
В маски, парики.
И пот, как ночь,
Холодный, липкий
Трусливо ляжет
На мои виски.
Ты строго не суди
И руку во спасенье
Ты мне навстречу
Дай из темноты.
Но нет назад пути.
Чтоб не было сомненья,
Я в снежный вечер
Схоронил следы.
И я не проиграл.
Пусть ты меня не любишь.
Не все ли нам равно,
Кому сейчас платить.
И пятится вокзал,
Билет назад не купишь.
Еще возможно... Но
Но поздно выходить.
Не выдержал и поднял руку,
Ударил маленькую дочь.
Пусть слезы высохли,
Друг с другом
Мы помирились,
Но всю ночь
Я эти слезы вспоминая,
Свои не мог остановить,
Давился с дымом их глотая,
Но страх в глазах как мне забыть?
Забыть рыдающее тельце?
Уже не удержать руки...
И бью по собственному сердцу,
Ломая веру на куски.
Так к черту принципы - разбиты!
Будь проклят воспитанья зуд!
Я хвост поджал, как пес побитый,
К кроватке детской поползу.
Молю прощенья и пощады.
О, счастье, ты не спишь еще!
Шепчу, что надо и не надо,
Уткнувшись в детское плечо.
И слышу маленькие губы
Вонзают в сердце мне иглу:
"Ну что ты, папка, папка глупый,
Совсем я даже не сержусь.
Не думай даже, я боялась,
Наоборот, что ты сердит.
Ну правда, мне так показалось.
Ты, правда, больше не сердит?"
Словами этими простыми,
И всем, что есть во мне святым,
Клянусь, руки мне не поднимет
Любая шалость. И любым
Твоим капризом недовольный,
Хоть ты ходи на голове,
Мы будем знать, что слово "больно"
Относится всегда ко мне.
Когда-нибудь, когда большая
До этой дорастешь строки,
Прости меня, прости родная,
И не учи детей "с руки".
Родились мы на бульварах,
Там, где много лет назад
Дети в черных шароварах
Собирали листопад.
Родились мы в коммуналках,
А когда мы подросли,
Те, кому ломать не жалко,
Коммуналки те снесли.
Родились мы в переулках.
Где ты, славная пора?
На больших французских булках
Была красная икра.
И была на пиве пена,
Были раки под пивко.
Подрастающая смена.
И на сердце так легко.
Из сатина по колена
Были черные трусы,
И разбитое колено,
И сопливые носы.
И любили все подростки
"До шестнадцати" кино.
И на шахматные доски
Высыпали домино.
Но мы выросли зачем-то.
Кто-то встал на пьедестал.
Кто-то - нет, остался кем-то.
Ну а кто - никем не стал.
Мы родились - умер Сталин.
Может быть и не совсем.
Выросли, умнее стали,
Перестали верить всем.
Родились мы, где родились,
А где будем помирать?
Все пути-дороги сбились.
Не дано предугадать.
Ждет ли Альбион туманный,
Кто-то в Штаты визу ждет,
Или на Обетованной,
Или там, где упадет.
Что такое, милый Саша?
Ты не пишешь, не звонишь.
Засыхает дружба наша
Я молчу, и ты молчишь
А ведь помнишь, как бывало,
Сел на Красную Стрелу,
И по рельсам, и по шпалам,
Разгонять ночную мглу.
Ныне ездить перестали:
Время дорого? Билет?
Просто старыми мы стали,
Вот, наверно, и ответ.
Денег и тогда не густо,
Вместо денег был задор,
И сейчас в кармане пусто,
Не прибавилось с тех пор.
И текучка заедает,
Дети, внуки, суета,
Жизнь сквозь пальцы утекает,
Да и жизнь уже не та.
Вот бы в прошлое вернуться,
Молодым на время стать,
Шире морды улыбнуться,
Девкам юбки задирать!
А года проходят, Сашка!
Жизнь летит, и я несусь,
От какой-нибудь милашки
Я сейчас не откажусь.
Съел бы всю ее на ужин
От макушки и до пят.
Только я то ей не нужен,
Молодых полно ребят.
И пока по рельсам нашим
Ходит Красная стрела,
Повидаться надо, Саша,
Пока Тетка не взяла.
